I. Образ жизни
Пространство существует независимо от воли человека. Но у людей существуют свои потребности: в первую очередь в пище, а также в жилье, в общении, в верованиях и т.д. Поэтому люди начинают придумывать, осваивать, создавать, разрушать своё пространство.
Эти отношения между человеком и пространством вызывают к жизни ключевые процессы, которые составляют ядро истории человечества.
История, а вернее, представления, которые она вызывает в сознании людей, кристаллизуются вокруг простых и очевидных противопоставлений, являющихся границами временных циклов. Одним из таких противопоставлений является различие между кочевым и оседлым образом жизни.
– Земледелец принадлежит той земле, которую он обрабатывает и которая обеспечивает его существование. Это крестьянин, египтянин, китаец, француз.., повторяющий из поколения в поколение одни и те же методичные жесты, чтобы собирать урожай на одном и том же участке земли. Для такого человека пространство ограничивается его полем, его жилищем и его деревней. Так в течение поколений подавляющее большинство людей жили в своём маленьком мире, ограниченном близким горизонтом, за которым лежал чужой и враждебный мир.
– Для кочевника, не представлявшего себе жизни без своего коня, пространство было бесконечно. Он его завоёвывал и опустошал, чтобы тут же отправиться на поиски новой добычи. В отличие от крестьян, глубоко укоренившихся на своей земле, кочевники были в постоянном движении, они грабили и убивали земледельцев. Поэтому на определённом этапе история человечества была историей борьбы между оседлыми и кочевыми народами.
Кочевники создавали обширнейшие империи, примером которых может служить степная империя от Европы до Китая, однако эти империи рассыпались так же легко, как пыль на ветру. В то же время забитый, замордованный и ограбленный крестьянин всегда умудрялся пережить своего хозяина. Самые старые страны мира, такие как Египет, Китай, Иран и даже Франция пережили множество нашествий и иностранных тиранов. Однако основные рукотворные черты этих стран -поля, ирригационные системы, дороги... – неизменно возрождались [c.4] после ухода очередного завоевателя.
В конце XX века эти два представления о пространстве оказались смещёнными. С незапамятных времён “среднестатистический” человек был крестьянином. Сейчас он стал горожанином, живущим в безликом микрорайоне недалеко от городской окраины. Кочевники воплощали благородство мира, сейчас к их числу можно отнести туарегов Сахары или последние караваны, передвигающиеся в Аравийской пустыне. Но государства не любят иметь дело с кочевниками, которые не признают границ и не могут быть соотнесены с какой-нибудь конкретной точкой на географической карте. Гордые путешественники оказываются в положении бродяг, лиц без определённого места жительства, а их извечные караванные пути перерезаны государственными границами.
Сегодня существует ещё два вида кочевников: нищие эмигранты, блуждающие в поисках земли обетованной, и международная элита, перемещающаяся из самолёта в самолёт, из офиса в офис и из одного, шикарного отеля в другой.
В одной из своих басен Жан де Лафонтен противопоставляет полевую мышь, навсегда связанную с землёй, и городскую крысу с её постоянной и бессмысленной суетой. Каждый живёт в своём мирке, что гарантирует всеобщую гармонию.
– Крестьянин всё ещё тесно соприкасается с природой. Близкий и естественный мир, объект постоянного приложения сил земледельца, в то же время представляется ему таинственным и грозным. Для многих первобытных обществ, в том числе и греков античного периода, земля была матерью, живым существом, источником плодородия, порождавшим человека и забиравшим его в своё лоно после его смерти. Крестьянин поклонялся жестоким и неблагодарным силам природы, но в то же время противостоял им и покорял их.
Пространство земледельца – его участок земли или деревня с её окрестностями – было чётко определено и ограничено. Место, люди и их роли были давно известны и оставались неизменными. Всё, что приходило извне – новости, приезжие... – тотчас вносило смуту в этот замкнутый мир.
– Горожанин живёт и перемещается в рукотворном пространстве. Всякий большой город – от Вавилона до Александрии, от Рима до Парижа и от Лондона до Нью-Йорка – стремится стать самодовлеющим, замкнутым целым. Для каждого короля и императора (от Александра Македонского, закладывавшего каждый раз новую Александрию в [c.5] конце очередного этапа своих завоеваний, до Петра I, воздвигшего Санкт-Петербург на российских болотах) градостроительство было способом увековечить память о себе, средством сравняться с Богом и создать новый мир на пустом месте.
В городах искусственное закрывает и скрывает природу. Ритмы диктуются не солнцем и временами года, а мерным движением часового механизма. А пространство отмечается улицами и проспектами, пунктирами памятников, кое-где до сих пор ограничивается городскими стенами.
Город – это место контактов, обменов, потоков; но в то же время он обрекает своих жителей на анонимность и одиночество. Крупные города – от Багдада из сказок Тысячи и одной ночи до Нью-Йорка, современного Вавилона, – порождают большие надежды: там каждый может стать богачём или известным артистом. Бальзак и Бодлер великолепно продемонстрировали, что в крупных городах между тьмой и светом, между безвестностью и славой существует столько же кругов, сколько в Божественной комедии Данте.
Города разрушают иллюзии и порождают горькие разочарования. Они обещают вечный праздник, роскошь и известность, но очень скоро блестящие миражи исчезают, и остаются только пустые и холодные улицы.
Это противопоставление города и деревни является одним из важнейших в представлениях человека об окружающем мире. Деревенский мир – это “естественный” мир, населённый цельными и честными людьми. Город – это “искусственный” мир, в котором живут испорченные люди. После поражения французской армии в 1940 году Петен выступил с обличением пороков сластолюбивых парижан и прославлением достоинств земли, которая никогда не лжёт и способна возродить Францию. А в первой половине 70-х годов красные кхмеры изгоняли камбоджийцев из городов и отправляли их для перевоспитания на рисовые плантации.
В конце XX века город и деревня претерпевают значительные изменения. Города утрачивают ярко выраженный центр, сливаются с пригородами и трансформируются в безликие мегалополисы. Деревни в одних местах пустеют, в других превращаются в дачные посёлки. И как это уже было во времена Руссо, такие изменения вызывают ностальгические воспоминания о райской девственной природе, которая давала всё, ничего не требуя взамен.
– Для производителей богатство является видимым и осязаемым: хлеб, руда, машины, предметы потребления... Согласно учению физиократов XVIII века, единственным подлинным богатством является [c.6] земля, т.к. именно она кормит, одевает и согревает человека. Маркс и марксизм восприняли эти представления, отождествляя капитализм и современность с заводами и прочими средствами производства. Пролетариат освободит человечество, потому что он является классом, создающим промышленную продукцию.
Связь между материальным производством, могуществом и контролем над территорией имеет огромное значение для понимания исторических процессов, протекавших в период с 1850 по 1950 год. Могущество государства обуславливается рядом факторов: во-первых, владение источниками сырья (уголь, железо, позднее нефть...). Государства-континенты (США, Россия-СССР...) имели уникальное преимущество: они обеспечивали себя за счёт собственных источников почти всем необходимым для выживания в условиях автаркии. Те державы, которые были лишены такого преимущества, принялись создавать свои империи (колониальные империи Англии и Франции, “жизненное пространство” гитлеровской Германии, “сфера совместного процветания” Японии).
– Для торговца пространство определяется не количеством богатств, которые там находятся, а потенциалом товарных и сырьевых рынков. Его богатство создаётся в результате торговых операций. Следовательно, он нуждается в путях сообщения, в связи, в торговой сети, в складах; по этой же причине он очень чувствителен ко всякого рода ограничениям, затрудняющим движение товаров, денег и рабочей силы.
По логике европейских торговцев конца Средневековья и начала эпохи Возрождения, было необходимо захватить и контролировать самые надёжные и дешёвые торговые пути. Для этого следовало отказаться от Великого шёлкового пути, проходившего через Центральную Азию, и отыскать морской путь на Дальний Восток: вокруг Африки или через Атлантику.
Как промышленный капитализм, так и марксизм противопоставляют производителя и торговца, указывая, что первый создаёт богатство, а второй всего лишь покупает и продаёт товары, произведённые другими людьми, т.е. занимается спекуляцией. В отличие от промышленного предприятия, где всё подчинено рационализму и эффективности, торговля является ненужным посредником, который получает незаслуженную прибыль за счёт произвольного увеличения цен. Антисемитизм подпитывается представлениями о евреях, паразитирующих за счёт промышленности.
В конце XX века оказалось невозможным разделить такие понятия, как ресурсы, с одной стороны, и потоки товаров и сырья, а также обмен технологией и информацией, с другой. Советская империя, [c.7] основанная на самодостаточности, рухнула в 1991 году, потому что она, будучи изолированной по собственной инициативе от мировой экономики, лишилась достижений технического прогресса в области электроники и информатики, но в то же время не смогла противостоять проникновению информации в советское пространство через касеты и параболические антенны. Как вынуждены констатировать некоторые промышленные гиганты (General Motors, IBM...), недостаточно только производить, нужно ещё уметь торговать. Посредник, обеспечивающий контакт между спросом и предложением, начинает играть роль одного из столпов мировой экономики, т.к. последней чрезвычайно трудно поддерживать своё равновесие в результате постоянно ускоряющегося движения товаров, услуг, идей и представлений.
Г. На земле, на море и в воздухе
В отличие от моря земля является “естественной” средой обитания человека. Существующие на ней ориентиры – горы, ущелья, долины и реки – лишь в исключительных случаях претерпевают заметные изменения в пределах одной человеческой жизни. Земля может быть размечена, разграничена и поделена. Моря и океаны, которые покрывают две трети земного шара, представляют собой среду, где человек не может укорениться.
– Человек, живущий на земле, подчиняется логике присвоения. Таким образом, согласно либеральной философии, собственник является абсолютным хозяином своего владения, где он может распоряжаться по своему усмотрению. Монархи, а затем и государства-нации, тоже ведут себя, как собственники своих территорий, постоянно укрепляя и обустраивая их.
– Моряк хорошо понимает, что море не поддаётся присвоению. Моряк использует море для своих нужд и даже может попытаться установить контроль над ним, опираясь на элементы суши (бухты, проливы, острова). Великобритания, являющаяся одной из крупнейших морских держав, с XVII века и до второй мировой войны господствовала над морями и океанами благодаря контролю над несколькими ключевыми географическими точками: Ла-Манш, Гибралтар, Аден, Ормузский пролив, Сингапур, Гонконг...
Если землю очень легко поделить, то с морем это сделать чрезвычайно трудно из-за огромной протяжённости покрытого водой пространства. Этим объясняются непрерывные споры, ведущиеся начиная с XVII века между сторонниками двух точек зрения на морские границы.
Одни считают моря и океаны открытым пространством, где все страны имеют право на свободное судоходство. Британская империя [c.8] отстаивает эту концепцию не только из идеологических соображений, но и потому, что её превосходство предполагает ничем не ограниченную свободу судоходства, единственным гарантом которой выступал английский флот. (Соединённое королевство постоянно следило за тем, чтобы его военно-морские силы превосходили бы силы его ближайших соперников). В этом плане США стали наследником Великобритании после окончания второй мировой войны.
Противниками вышеуказанной концепции выступают те, кто распространяет на моря и океаны логику территориальных захватов. Это естественное поведение любого государства-нации. Таким образом, после второй мировой войны океаны стали рассматриваться не только как судоходные пути, но и как зоны экономических интересов (месторождения нефти и газа, источники минерального сырья и т.д.). Следовательно, на моря и океаны была распространена логика собственности и суверенитета: территориальные воды, т.е. двенадцатимильная полоса вдоль побережья, статус которой приравнивается к статусу национальной территории, континентальный шельф, рассматриваемый как продолжение сухопутных владений соответствующего государства, двухсотмильные экономические зоны, в которых только прибрежное государство имеет право эксплуатировать биологические и иные ресурсы. Несмотря на лихорадочное присвоение акваторий, примерно 60% поверхности мирового океана всё ещё остаётся вне национальной юрисдикции.
Те, кто живёт на суше, и те, кто бороздит морские просторы, имеют разные представления о пространстве. Первые провозглашают себя хозяевами земли, а вторые никогда не забывают, что след от корабля исчезает почти мгновенно.
В XX веке успехи авиации, а затем и космонавтики породили новые представления о пространстве. Сверху города оказались похожими на скопление маленьких кубиков, а поля – на лоскутные одеяла. Естественные препятствия выглядели очень незначительными, а расстояния резко сократились.
Пилотируемые полёты космических кораблей и снимки, сделанные с помощью искусственных спутников Земли, дали возможность человеку взглянуть на свою планету со стороны. Это позволило воочию убедиться в том, что Земля представляет собой маленький шарик, затерянный в просторах Вселенной. Человек обнаружил, что на определённом расстоянии всё, что составляет основу его жизни – его дом, города, дороги, – выглядит, как неясное скопление цветовых пятен.
Образ жизни во многом способствует формированию представлений о пространстве. В конце XX века эти представления перемешиваются, взаимодействуют друг с другом. Ностальгическое стремление к укоренению, желание принадлежать к определённому пространству [c.9] вступает в противоречие с потребностью переезжать с места на место, изменяться, приспосабливаться к новым условиям. [c.10]
Далее:
II. Осознание пространства
