Ячейка
Две главные черты отличают ячейку от секции: база объединения и количественный состав. Как и комитет, секция строится на местной основе, несколько более узкой, правда, но всегда географически определенной. Ячейка же формируется по профессиональному принципу: она объединяет членов партии по месту работы. Так, различают ячейки заводов, мастерских, магазинов, бюро, администрации. Место жительства членов ячейки не имеет значения: в больших городах, где много предприятий, [c.71] использующих живущих в предместьях рабочих, члены одной и той же ячейки могут дать по этому признаку достаточно большой разброс. Особенно это характерно для ячеек, складывающихся в каких-либо особых обстоятельствах: например, “бортовые ячейки ”, которые объединяют моряков одного судна. В то же время наряду с производственными в силу необходимости существуют и локальные ячейки. Это либо объединение изолированных рабочих (в коммунистических партиях нужны всего три члена партии на предприятии, чтобы учредить ячейку), либо группы членов партии, которые работают индивидуально: ремесленники, врачи, адвокаты, коммерсанты и промышленники, фермеры. Такие ячейки в силу своей определенной географической привязки сходны с секциями. Но их база гораздо уже: это не коммуны, а деревни и поселки, кварталы, улицы, жилые дома (в городах с большим скоплением населения). Но подобного рода ячейки всегда носят вспомогательный характер: настоящая ячейка – это ячейка производственная, объединяющая членов партии по месту работы.
Количественно ячейка гораздо меньше секции. В среднем населенном пункте численность секции обычно превышает сотню членов, но нередко в ней насчитывается несколько сот и даже тысяч членов. Ячейка же никогда не должна достигать сотни: “Мы не без удивления обнаружили, что некоторые наши ячейки превышают сотню членов; излишне доказывать, что в таких ячейках невозможно успешное действие”, – говорил Леон Мовэ в своем докладе по организационным проблемам на съезде Коммунистической партии Франции в 1945 г. И несколько далее уточнил: “У нас есть ячейки в 15–20 человек, которые делают втрое больше, чем те, где 50–60”2. Таким образом, оптимальная численность ячейки – 15–20 членов. В то же время устав компартии не фиксирует никакого определенного потолка, и дело не только в количестве членов, но и в необходимости дополнительного подбора руководителей. Чтобы разделить слишком большую ячейку, нужно найти еще одного секретаря, способного выполнять свои функции. Г-н Леон Мовэ очень хорошо разъяснил это, заявив в том же докладе: “Как только сложились условия, чтобы создать два [c.72] руководства, нужно децентрализовать (то есть разделить) слишком разбухшие ячейки”.
Сама природа и размеры ячейки обеспечивают ей гораздо большую – по сравнению с секцией – власть над ее членами. Речь идет, прежде всего, о группе абсолютно стабильной, поскольку она образуется прямо на месте работы, где ежедневно встречаются члены партии. Даже помимо собственно собраний контакт их постоянен. На входе и выходе с предприятия секретарь может легко распространить пароль, распределить поручения, проконтролировать деятельность каждого. Активность ячейки обратно пропорциональна ее средней численности: в секциях, состоящих из сотен людей, руководители не могут лично знать каждого, а тем более поддерживать Прямой контакт со всеми. В ячейке же в 15–20 человек это не представляет особых трудностей. Сказывается и то, что члены ячейки хорошо знают друг друга и партийная солидарность здесь сильнее.
Профессиональный принцип предпочтительнее еще и потому, что создает конкретную и непосредственную базу для работы: проблемы предприятия, условия труда, оплаты – превосходный отправной пункт для солидного политического воспитания. Конечно, здесь таится и некоторая опасность: ячейка может целиком погрязнуть в профессиональных заботах и забыть вопросы чисто политические это значит, что она выполняла бы обычную работу профсоюза. Такой “экономический” уклон представляет постоянное искушение: читая организационные отчеты съездам компартии, видишь, как много требуется усилий, чтобы помешать ячейкам впасть в этот соблазн3. Но в той мере, в какой удается избежать данной опасности, какая же замечательная база создается для политического воспитания масс! Главная трудность здесь – неминуемое расхождение между принципами и их повседневным воплощением. Если нести в народные массы глобальные идеи, даже самые привлекательные, но не уметь показать их непосредственные жизненные следствия, массы быстро разочаруются. Для них политика – не роскошь, как для большинства буржуа, которые любят идеи ради идей, особенно в латиноязычных странах. Но локальное объединение типа секции мало [c.73] благоприятствует слиянию принципов и повседневных результатов: глобальная политика напрямую слабо связана с устройством канализации, ремонтом проселочных дорог или урегулированием личных неурядиц. Зато она имеет самую тесную связь с ростом зарплаты, стабильностью занятости, условиями труда, организацией предприятия. Эта связь становится еще более тесной, когда партия исповедует марксистскую доктрину, согласно которой политика есть лишь надстройка над экономикой. А если партия прилагает постоянные усилия, чтобы связать каждое отдельное требование с общими принципами, каждую специфическую проблему – со всем комплексом своей политики, чтобы найти в рамках своей доктрины место для любого частного вопроса, она даст своим членам закалку такой прочности, которой нет равных; она будет иметь над ними совершенно исключительную власть.
Разумеется, пределы нашего анализа ограничены. Он верен главным образом для рабочих партий; в других ячейка скорее ослабит политическое воспитание и привязанность к организации; во всяком случае, она их не усилит. В рабочем менталитете (по крайней мере в Европе) условия труда и профессиональной деятельности принято считать результатом коллективной активности, политической по своей природе – ведь реально их улучшение достигалось именно путем коллективного, обычно политического действия. Буржуазия же, средние классы, крестьянство, напротив, склонны считать работу и профессиональную жизнь частным делом, поскольку для них успех, продвижение наверх связаны, главным образом, с индивидуальными, личными усилиями (американские рабочие, кстати, разделяют эту точку зрения); экономическое развитие, которое явно толкает к “дирижизму” [6], не изменило сколько-нибудь заметно этих настроений – именно поэтому средние классы и крестьянство и не приемлют дирижизма. Для самих рабочих партий проблемы труда – не единственная база политической жизни. В игре участвуют и многие другие факторы, и особенно – страсти, мистика веры. Как бы то ни было, принцип ячейки остается очень устойчивым, тем более что он позволяет (например, при помощи политической забастовки, организованной либо непосредственно партийной ячейкой, либо под прикрытием профсоюза) перевести на уровень предприятия политические проблемы, внешне весьма далекие от производственной жизни. [c.74]
Наконец, отметим, что ячейка идеально подходит для подпольной деятельности. Секция к ней мало пригодна, так как здесь тайное действие сталкивается с неразрешимыми трудностями: возьмите, к примеру, оповещение каждого члена или назначение места сбора. В ячейках эти трудности легко преодолимы: ее члены встречаются каждый день на месте работы, им очень просто контактировать в любой момент, и почти никогда нет необходимости собираться всей группой. Можно без труда передать пароль, провести короткие тайные совещания при входе и выходе с предприятия – достаточно только увеличить количество ячеек, уменьшив численность каждой. Эта приспособленность ячейки к подпольной работе совершенно естественна,
ибо она была создана именно для такого рода деятельности. Ячейки существовали, например, на русских заводах до 1917 г. – маленькие кружки, преследуемые полицией, которые ценой огромного риска вели революционную пропаганду. Вместе с тайными кружками интеллектуалов именно они составили фундамент русской социал-демократической партии. Когда фракция большевиков пришла к власти и была преобразована в коммунистическую партию, она сохранила ячейку, которая представляла собой превосходную базу для организации и воспитания пролетариата.Секции были детищем социалистов, ячейки – изобретением коммунистов. Точнее, они были изобретением партии русских коммунистов, которое III Интернационал навязал затем всем коммунистическим партиям мира резолюцией от 21 января 1924 г.: “Центр тяжести политической организационной работы должен быть перенесен в ячейки”. Эта установка осуществлялась не без труда. Особенно во Франции, где коммунистическая партия, образовавшаяся в 1920 г. путем раскола и выхода из социалистической, сохранила
ее организационный принцип, то есть секцию, и где рядовые коммунисты оказывали новой системе известное сопротивление. Нужно напомнить, что разделение существующих секций, перегруппировка их членов в рамках предприятий, подбор значительного числа ответственных за вновь возникшие организмы поставили новую партию перед большими проблемами, которые трудно было решить без ошибок в деталях. Положение усугублялось еще и стремительностью преобразований (их предписывалось закончить в апреле 1925 г.). Интересные соображения по этому поводу [c.75] можно найти в докладе Мориса Тореза Лилльскому съезду ФКП (1926).В отличие от секции, ячейка не стала объектом подражания, тем более подражания успешного. Большинство несоциалистических партий сложились, возникли, организовавшись на базе секций, – одни только коммунистические создавались на основе ячеек (нужно, правда, отметить развитие ячеек в некоторых фашистских партиях; см. далее) Этот феномен стоит прокомментировать. Понятно, что “буржуазные” партии плохо вписываются в организационные рамки производственной ячейки: на их базе невозможно сгруппировать коммерсантов, промышленников, врачей, сельских собственников. Ячейки могут объединять только служащих, чиновников, инженеров, но они всегда составляют лишь очень малую часть
всей партии. Однако этот аргумент не объясняет, почему бы социалистическим партиям не принять на вооружение структуру, более эффективную в организационном отношении, чем секция? Решающей причиной, несомненно, выступает сопротивление профсоюзов: они увидели в производственной ячейке опасного соперника. В непрямых социалистических партиях вопрос о них даже не мог быть поставлен. А в других он получил бы отрицательный ответ в силу их фактической связанности с профсоюзным движением. Напомним, что в 30-е годы, когда ячейка как раз начала ярко проявлять свою эффективность, социалисты почти во всех странах имели поддержку большинства членов крупных профсоюзных центров. Для коммунистов профсоюзы были осаждаемой крепостью, в борьбе против которой ячейки служили хорошим оружием. Для социалистов же профсоюзы выступали оборонительным сооружением: они желали бы только устранить все то, что грозило их ослабить.С другой стороны, значительную роль сыграли, конечно, настроения коммунистов. Сопротивление реорганизации коммунистической партии в 1924–1925 гг., по-видимому, доказывает, что массы предпочитали старый принцип секций новой системе. Здесь, очевидно, нужно принять в расчет власть устоявшихся привычек и приверженность традициям. Однако сопротивление ячейкам было куда более сильным, чем обычное неприятие новшеств. Сегодня, когда эта система существует в коммунистических партиях уже 25 лет, среди их членов отмечается тенденция к предпочтению локальных ячеек
[c.76] производственным. На последних съездах партии во Франции, особенно в 1950 г., этот феномен неоднократно подчеркивался, и руководители компартии упорно настаивали на фундаментальном характере производственной ячейки. “Это вопрос величайшего политического значения, он касается самой концепции нашей партии”, – подчеркнул Морис Торез4. А.Лекёр в своем организационном докладе связал это охлаждение к производственным ячейкам с ложной ориентацией тех из них, которые замыкаются в чисто профессиональных требованиях и принижают политические проблемы. И все же напрашивается вопрос: так ли уж удовлетворительно это объяснение, и действительно ли предпочтение локальных объединений, то есть секций, не имеет более глубоких причин? Что работа секций (или локальных ячеек) менее эффективна, это несомненно. Но ведь многие примыкают к партии не только из-за работы: они ищут в ней отвлечения от повседневных забот, расширения своего горизонта,– “дивертисмента” (франц. divertissement – развлечение, увеселение, отвлечение; театр, дивертисмент, вставной развлекательный номер. – Прим. перев.), как сказал бы Паскаль. С этой точки зрения собрания секций с их более широкими рамками, возможностью встреч с людьми из другой среды, докладами, дискуссиями, да и просто “говорильней” на местные темы обладают куда большей привлекательностью, чем собрания ячеек. Система ячеек может сложиться и поддерживаться только за счет постоянных усилий из центра. На такое усилие способна компартия, где власть руководства огромна; оно не по силам социалистическим партиям, более децентрализованным и менее дисциплинированным.Говорят, что система секций закономерна для партии, которая организует народные массы, что она естественна - в отличие от искусственной, то есть требующей для своего поддержания постоянного напряжения, системы ячеек. Не стоило бы преувеличивать ни этой противоположности, ни трудностей выживания партий на производственной базе. Жизнеспособность ее французская компартия, может быть, особо подчеркнула сегодня тем фактом, что самый могущественный профсоюзный центр Франции ВКТ (Всеобщая конфедерация труда) напрямую подчинен
[c.77] ФКП. Когда главные профсоюзы идут за социалистами, коммунистическая ячейка имеет четкую основную задачу: война против них, выдвижение более высоких требований в борьбе за жизненные права трудящихся, – словом, подрыв профсоюзов изнутри. И наоборот, когда профсоюзы идут в фарватере компартии, возникает опасность дублирования их деятельности в работе ячейки. Вместе с тем заметно, что значение производственных ячеек ощутимо снизилось в ФКП в 1945 г. по сравнению с предвоенным периодом (см. табл. 2 и 3). Этот феномен отчасти объясняется изменением социальной структуры, нарушением ее пропорций за счет большего притока представителей средних классов и крестьянства по сравнению с рабочим классом (см. табл. 4). Но это не единственная причина: в 1944 г. численность производственных ячеек была ниже, чем в 1937, в то время как численность рабочих-коммунистов увеличилась. После 1946 г. доля рабочих в партии как будто возросла, тогда как число ячеек на предприятиях снизилось. Доклад, представленный А.Лекёром съезду ФКП в 1950 г., не содержит общих цифр, но там приводится несколько характерных фактов, по поводу которых он замечает: “Речь идет не об отдельных случаях, а о примерах, которые вписываются в общую тенденцию”5. Таким образом, сохранение в силе положения о производственной ячейке в качестве базового элемента партии, по-видимому, сталкивается с известными трудностями, которые руководители партии стремятся преодолеть, поскольку они считают эту систему более эффективной по сравнению с секционной.По отношению к рабочим партиям это, конечно, обоснованно. Секция организует людей, если так можно выразиться, небрежно, поверхностно, от случая к случаю. Ячейка же, напротив, в силу своих параметров и стабильности обеспечивает регулярный, тесный, основательный охват. Что работа в ячейке отталкивает многих сторонников партии, которые предпочитают ей “говорильню” секций, – это несомненно; но это как раз наименее зрелые, наименее искренние и наименее надежные ее члены. Другие же, напротив, видят в ячейке точный и надежный инструмент оперативного действия, и в то же время – своего рода центр воспитания. Производственный принцип, несомненно, составляет один из элементов силы
[c.78] коммунистической партии. Но нельзя не отметить, что это имеет своей оборотной стороной известное смещение центра политической деятельности. Комитет по самой своей сущности – организм электоральный и парламентский, средство для завоевания избирателей и давления на избранных: он позволяет организовать выборы и наладить контакт граждан с их депутатом. В секции эти качества уже ощутимо ослаблены. Ее собрания дают возможность просвещения членов партии; она ставит задачу не только добиваться успехов на выборах, но и давать своим членам политическое воспитание, и таким образом формирует элиту, непосредственно вышедшую из народа и способную действовать от его имени. Но при всем том электоральные и парламентские функции и здесь остаются преобладающими. В ячейке же они, напротив, становятся совершенно второстепенными. И по своим рамкам, и по своим масштабам ячейка – это инструмент, не приспособленный для избирательной борьбы: она не совпадает с округом или какой-либо частью округа; она задумана для действия внутри предприятия, но не для участия в политическом волеизъявлении. Конечно, ячейки можно использовать в агитационной работе во время избирательных компаний, но довольно сложным и окольным путем: они должны направляться какими-то другими органами.Выбор ячейки в качестве организационной основы партии влечет за собой глубокую эволюцию самого понятия политической партии. Орган, предназначенный для завоевания голосов, связи с избранными, поддержания контакта между ними и избирателями превращается в инструмент агитации, пропаганды, организации масс и возможно – подпольного действия, для которого выборы и парламентские дебаты всего лишь одно из многих средств борьбы, и притом средство второстепенное. Не будет излишним подчеркнуть смысл подобной трансформации: она означает разрыв с существующим политическим режимом и органами, которые он создал для обеспечения своего функционирования. Становление всеобщего избирательного права и парламентской демократии породило политические партии; но эволюция этих партий придала некоторым из них структуру, способную устранить и выборы, и сам парламент. Система ячеек – только начальный элемент данного феномена: он включает и куда более серьезные.
[c.79]Далее: